Когда подходят большие праздники Рождества Христова или Святой Пасхи, то в памяти воскресают картины далекого прошлого, как мы проводили праздники, что случилось особенно выдающегося в эти дни и что запечатлелось.
…Начал я учиться грамоте в родной станице Старомышастовской у диакона. Однако в 1880 году судьба перебросила меня в станицу Павловскую, где я продолжил образование в станичной школе уже по новому методу.
Станица Павловская в то время была расположена только на левом берегу степной речки Сасыка (искаженное татарское название речки – «сасык», «сусик», что значит вонючая вода). С левой стороны в речку впадал ручей, протекавший по глубокой балке – Водяной. Должен вам, читатель, заявить, что балки под названием Водяна, Грузька имеются почти во всех черноморских станицах.
Это Водяна балка делила Павловскую на две части: собственно станицу и Причипилiвку. Дворы станицы подходили к самой балке, и берега, как низкие места, были густо обсажены высокими вербами, тополями и лозняком. Через балку была устроена гребля (гать) с деревянным мостиком для протока воды. Материалом для сооружения гребли, как и везде в Черномории, служил навоз. Возле самой гребли стояли две кузницы.
Дворы Причипилiвки вследствие крутого подъема противоположного берега находились приблизительно в саженях трехстах от ручья. Таким образом между станицей и Причипилiвкой было довольно широкое пространство, где устраивалась ярмарка.
В Павловской жил торговец Бабыкин. У Бабыкина был конторщик Кузьменко. Вот этот Кузьменко организовал в станице любительский хор; в нем пел и я, ваш покорный слуга, дискантом и считался первым солистом.
Пришло долгожданное нами, учениками, Рождество. Само собой разумеется, к празднику хор готовился чуть ли не с начала Филипповского поста. Отпели мы обедню в церкви и, разговевшись, пошли с «концертом». Побывали первым долгом у батюшки – отца Георгия Часовникова, у псаломщиков Пивня (отец знаменитого этнографа и писателя Александра Пивня. – Ред.) и Костенка; обошли всех торговцев, которых в то время было человек пять-шесть; посетили станичного атамана Л.С. Быча (отец будущего казачьего политика, первого председателя Кубанского правительства Луки Быча. – Ред.), писарей Шутька и Титаренка. К вечеру в полном составе собрались в конторке Кузьменка. Басы и тенора засели за стол прочищать гортани «очищенной», поставленной ради праздника регентом Кузьменко, а мы, дисканты и альты, занялись дележом гостинцев (конфеты, орехи, пряники), которыми одарили нас торговцы.
Когда регент подсчитал выручку, то таковой оказалась очень незначительная сумма. После обмена мнениями, дабы увеличить эту сумму, решили ехать на завтра на Попову балку. Это был хутор верстах в 10-15 от станицы, где жили преимущественно очень зажиточные казаки-овцеводы. Нам, малышам, необходимо было заявить об этом родителям и получить от них разрешение на поездку.
Один из певчих – С. Гурбич (последний атаман Павловской досоветского периода. – Ред.) – жил на Причипилiвке, сравнительно далеко от центра станицы. Я, как года на два старше его, вызвался проводить Степку и, кроме того, быть ходатаем, чтобы его отпустили.
Было около 9 часов вечера, когда мы вдвоем бодро шагали по укатанной санной дороге. Мы весело болтали о предстоящей поездке. В том, что Степана отпустят, мы не сомневались, так как на хуторе у него была близкая родня.
Вот и двор Гурбича. Вошли в хату. Семья после сытого ужина уже собиралась спать. Изложили мы цель своего прихода и что же? – Степку не отпускают. Все наши просьбы и даже слезы Степки были тщетны.
– Провиды оцього хлопца, – обратился старик к работнику.
Вышли мы с работником на двор. Я предполагал, что тот проводит меня до станицы, но не тут-то было: он провел до калитки.
Остался я на улице один. Станица спит. Лишь кое-где слышен лай собак. Что делать? Отломал от ближайшего плетня ломаку (грубую палку) на всякий случай и пошел. Мороз крепчал.
Пока двигался по улице – ничего, но когда вышел на ярмарочную площадь и с возвышенности посмотрел на балку, на меня напал страх. В голове мелькнуло: «А что, если в балке под греблей черти сидят?».
Не успел глазом моргнуть, как из-под мостка показалась страшная рожа черта. Глянул он на меня своими огромными блестящими глазами и быстро вскочил на греблю. Смотрю – за ним другой, третий. О ужас, лезут и с другой стороны моста. Закружились, то подпрыгивают, то кувыркаются. Да все хвостатые и разной масти, точь-в-точь, каких я видел на картине Страшного суда, нарисованной в притворе нашей старомышастовской церкви.
…По всему телу побежала дрожь. Вспомнил молитву «Да воскреснет Бог», которую выучил со слов бабки («от всякой нечисти», как она мне объясняла). Осенил крестным знамением себя и, читая молитву, двинулся к мосту. Чудо: черти исчезли. Это меня ободрило. Прошел часть гребли и зашагал по деревянному настилу.
– Ух! – раздалось из-под моста…
Очнулся лежащим в снегу около Бабыкинского духана. Как добежал туда – не помню. Ломаки возле меня не было. Отряхнулся и пошел в контору сказать, что Гурбича не пускают.
На второй день заболел. Пригласили бабку-знахарку. Она поставила диагноз – «З переляку. Треба переполох выливать».
Раздобыли где-то свинцу, и знахарка начала священнодействовать. Долго молилась она перед образами, потом поставила чугунок со свинцом в печку. Что было дальше, не видел, так как меня всего закрыли рядном. Слышал только, что над моей головой страшно зашипело, и потом запахло гарью.
Когда открыли мне лицо, я увидел, что из чашки с водой бабка вынула какую-то бесформенную массу, долго ее рассматривала, наконец объявила: «Куцый злякал дитину». Куцым называла черта, но я никак не мог понять почему, ведь хвост у него длинный…
Я. Лопух.
(«Казакия-Козакия-Козакиа». Литературно-исторический и информационный журнал. 1937 г., Болгария).
Об авторе. Яков Иванович Лопух (3.04.1871 – примерно 1945 гг.) – литератор казачьего зарубежья. Родился в ст. Старомышастовской. Окончил начальное станичное училище. Из Екатеринодарской фельдшерской школы при войсковой больнице, куда поступил в 1891 г., отчислен за «громкое» поведение и командирован в 1-й Черноморский полк, службу в котором закончил вахмистром. В 1898 году сдал экзамен и стал учителем. Педагогическую деятельность начал в Гурийском одноклассном училище. В 1899 г. в «Кубанских областных ведомостях был опубликован его первый рассказ «Похороны учителя». Позднее работал в Камышеватском и Копанском училищах. С 1911 г. служил делопроизводителем в управлении Ейского отдела. В разгар революционных событий в Уманской состоялся съезд, на котором был создан «Казачий союз». Его возглавил атаман отдела генерал П.И. Кокунько, а его заместителем избран Лопух. Оказавшись в эмиграции, писатель примкнул к вольноказачьему движению.