В 85-летней истории нашей газеты 23 года её редактором был Николай Васильевич Шестаков
В юности я увлекался бас-кетболом. Сборная района удачно сыграла несколько матчей в краевом турнире сельских команд. Благодаря чему удостоилась заметки в районной газете «Путь к коммунизму». Ребята читали её вслух и смеялись. Автор имел смутное представление о баскетболе, путался в спортивных терминах.
«Надо пойти в редакцию, объяснить что к чему». Выбор почему-то пал на меня. Я идти не хотел – было боязно. Газету выписывала моя мама, я её тоже читал, даже запомнил фамилии авторов статей и заметок. Редакцию считал святым местом, а её сотрудников местной элитой, чуть ли не небожителями.
Робко вошёл в редакторский кабинет, рассказал о причине визита. Редактор меня внимательно выслушал, а затем, немного заикаясь (это, как я узнал позже, осталось у него после контузии), сказал:
– Не судите строго. Автор заметки, Иван Николаевич, в спорте, конечно, не очень силён, зато прекрасно пишет на другие темы. Вы где следующий матч играете?
– В Туапсинском районе.
– Постарайтесь отчёт написать сами. Вернётесь – и сразу в редакцию.
Так произошло знакомство с Николаем Васильевичем Шестаковым. В декабре шестьдесят четвёртого года появилась моя первая заметка, а через полгода я был принят в редакцию литературным сотрудником – так тогда называли корреспондента.
| С |
лучай со мной был типичен в стиле работы редактора. Когда к нему приходили читатели – а это были как рядовые люди, так и специалисты – и выражали несогласие с той или иной статьёй, Николай Васильевич их внимательно выслушивал, затем предлагал:
– А вы изложите свою точку зрения на бумаге, мы её обязательно опубликуем, а если хотите, у вас возьмёт интервью наш сотрудник.
Нередко такие визитёры становились верными друзьями газеты, а то и её постоянными авторами.
На трибуне первомайской демонстрации (слева направо): Николай Шестаков, военком района Аслан Мезох, начальник милиции Александр Гришко.В тот год мне было двадцать, а редактору сорок четыре. Работали журналисты и постарше его. Почти все – фронтовики. Мне они казались пожилыми, а сама война – чем-то далёким, хотя после победы прошло лишь два десятилетия. О войне они говорили мало. Изредка, чаще всего во время застолий, вспоминали кое-какие эпизоды из фронтовой жизни, но никто никогда не восхвалял себя. А Николай Васильевич вообще молчал. Я был сильно удивлён, когда в День Победы он, отреагировав на призыв «фронтовики, оденьте ордена», пришёл в редакцию в капитанском кителе, который украшали ордена – Красного Знамени, три Отечественной войны, Красной Звезды, а также Трудового Красного Знамени и «Знак Почёта». Последние две награды он получил, работая редактором.
В конце шестидесятых годов наша редакция соревновалась с ейской. Николай Шестаков много лет дружил с её легендарным редактором, тоже фронтовиком, почётным жителем Ейска Юрием Тарадой. Поехали мы в приморский город. После перекрёстного обзора газет вышли на берег моря. День выдался жарким, безветренным. Разделись – и сразу в море. Я впервые увидел своего шефа в одних плавках. Спина и ноги израненные – шрам на шраме, под лопаткой глубокая впадина. Взглянул на одного из наших журналистов, тоже фронтовика, – ни одной царапины, а он был инвалидом второй группы и получал военную пенсию, равную его зарплате. «Я бы на месте Николая Васильевича себе бы и первую группу выбил», как-то сказал он. Но наш редактор себе никогда ничего не выбивал и даже к врачам не обращался. Не помню, чтобы он хотя бы один день был на больничном.
И всё-таки, несмотря на его неразговорчивость и скромность, удалось кое-что узнать о фронтовой жизни старшего коллеги. Если бы не милейшая, добрейшая и хлебосольная супруга Николая Васильевича Анна Никаноровна, история нашей газеты была бы несколько иной, так как её в те годы возглавлял бы другой редактор.
На фронте санитарку Аню направили в похоронную команду. После боя грузили погибших в кузова машин и отвозили их к братской могиле. Уже были опущены в землю десятки бойцов, как вдруг девушка увидела, что один из них пошевелил рукой. Его подняли наверх и отвезли в госпиталь. Врачи махнули рукой – не жилец! Но Аня его выходила – дежурила у кровати и днём и ночью. Так началась их любовь. После войны появились две дочери-красавицы – Таня и Оля. Обе закончили школу с золотой медалью и, получив затем высшее образование, добились успехов в профессиональной карьере.
В послевоенные годы Николай Васильевич окончил отделение журналистики высшей партийной школы в Ростове-на-Дону, несколько лет работал редактором газеты Тбилисского района. В 1961 году крайком партии направил его в Павловскую.
После очередной хрущёвской реформы наша газета стала газетой Краснодарского крайкома КПСС и крайисполкома для районов Павловского производственного колхозно-совхозного управления и из районной превратилась в межрайонную. Она увеличила периодичность до четырёх раз в неделю и распространялась также в Крыловском, Кущёвском, Ленинградском районах. В штат приняли журналистов из закрывшихся районок, на местах появились собкоры. В перспективе планировали, получив новую печатную машину, перейти на большой формат. Но через два года сняли Хрущёва, ликвидировали производственные управления и газете вернули прежний статус. И в эти нелёгкие реформаторские годы Николай Васильевич удерживал её на плаву. Она регулярно побеждала в краевых конкурсах, но главное – рос тираж.
Редактор терпеливо возился с нами – молодыми. Учил бережно относиться к людям, помогать им своими публикациями. Тогда не знали пиар-кампаний. Власть оценивали не по количеству хвалебных материалов, а по конкретным делам. А дела, как известно, делают люди труда. Поэтому почти в каждом номере публиковались рассказы о механизаторах, животноводах, рабочих, специалистах, руководителях хозяйств, бригад, ферм. Свято выполнялось ленинское предназначение газеты как коллективного организатора, и мы вместе с работниками аппарата райкома партии организовывали акции, направленные на повышение культуры земледелия и животноводства, внедрение достижений науки и передового опыта, проводили культурные и спортивные мероприятия.
А сколько было критики! Она помогала устранять недостатки и двигаться вперёд. И писать такие материалы нередко побуждали партийные органы, всячески по-ощрявшие критику и самокритику.
Поэт приравнял перо к штыку. Пером он призывал искоренять недостатки, мешавшие строительству нового общества. Николай Васильевич, подавая нам пример, писал фельетоны. Сейчас это забытый в российской журналистике жанр. На автора, конечно, обижались, пытались опровергнуть написанное, жаловались в высшие партийные инстанции, даже в ЦК КПСС, что сжигало нервные клетки. Но он всегда выходил победителем, ибо на все факты, обнародованные в фельетоне, имел прочную доказательную базу.
Редактор нередко защищал и нас, и позицию газеты на бюро райкома партии, членом который был все эти годы. На одном из заседаний развернулись дебаты вокруг моей статьи «Ловись рыбка, большая и малая». В ней шла речь о том, что местный рыбхоз варварски вылавливал то, что сам не выращивал – тарань, красноперку, окуня. Для чего применял сети с малым сечением. И даже заключал договора с браконьерами на вылов этой так называемой сорной продукции. Некоторые члены бюро (не все, конечно) обвинили меня в том, что я обидел директора рыбхоза, заслуженного человека, что не так трактовал факты и что сам являюсь злостным браконьером (за свою жизнь держал удочку раза три – не более). Николай Васильевич легко парировал эти обвинения – статья была написана после совместной проверки редакции и комитета народного контроля и на каждый факт имелся или акт, или справка. Я узнал о том заседании спустя месяца три от одного члена бюро.
– А зачем тебе было знать об этом? – ответил на мой вопрос Николай Васильевич. – Ты бы переживал, а твоя обязанность – спокойно работать и интересно писать. А моя – защищать журналистов и газету.
Редакторский опыт и интуиция помогали ему находить слабые места в материалах.
– А ты поговорил с этим человеком? А этот факт перепроверил?
Требовал, чтобы мы обязательно беседовали с тем, о ком пишем, и выслушивали его аргументы. Казалось, что всё и так ясно. Но после беседы с критикуемым уже видишь проблему в несколько другом ракурсе. Мне не раз приходилось переделывать свои статьи.
Ушёл с редакторской должности Николай Васильевич в 63 года. Но в журналистике остался. Регулярно писал материалы, замещал коллег во время отпуска. Райком партии попросил его возглавить районную организацию Всероссийского общества борьбы за трезвость. Была такая. Он согласился и сделал её лучшей в крае – постоянно организовывал антиалкогольные мероприятия, выпускал листовки, публиковал статьи в журналах, пропагандировавших здоровый образ жизни. Умер неожиданно – спустя полгода после того, как перешагнул семидесятилетний рубеж. Не болел или делал вид, что не болел. Случилось это в конце января 1992 года.
Тяжело переживал развал партии и особенно страны, за которую пролил немало крови. Сердце фронтовика, журналиста, редактора не выдержало этих перемен.
В. Зинченко.