– Завтра ты едешь в колхоз «Власть Советов» писать об уборке, заодно и эту жалобу проверь, – редактор протянул мне конверт с письмом. Я стал читать:
«Председатель нашего колхоза человек невоспитанный, очень грубый, может ни с того ни с сего накричать на подчинённого, обругать его даже матом. Такое произошло и со мной во время субботника по заготовке кормов. Я привёз стариков к реке, а сам прикорнул в автобусе – ночью почему-то плохо спал. Подъехал бригадир, в его «газике» установлена рация. Председатель позвонил ему и спросил, как идёт работа. Бригадир сказал, что пенсионеры косят разнотравье, а я сплю в автобусе. «Разбуди и дай ему телефон». Председатель разразился таким матом, который я не слышал даже от выпивох. Назвал меня главным лодырем в колхозе, хотя есть и ленивее меня. Если бы разговор был с глазу на глаз, это можно стерпеть. Но разговор был в эфире. Прозвучала моя фамилия, и обо мне могли узнать не только на просторах нашей необъятной страны, но даже в капиталистическом лагере».
В конце письма стояла фамилия.
Председателя я знал давно. Действительно, нрав у него был крутой. И от специалистов, и от рядовых колхозников требовал работу – нередко в жёсткой форме. Передовиков поощрял, лентяев ругал нещадно, наказывал рублём.
Случай, описанный автором письма (назовём его Николаем), произошёл в день Всекубанского субботника по заготовке сена, объявленный крайкомом партии. С косами и граблями выехали в поле не только колхозники. Мобилизовали работников промышленных предприятий, различных контор, даже старшеклассников.
– Не стыдно ли было вам спать, когда старики трудились в поте лица? – спросил я Николая.
– Но я же шофёр, а не косарь!
– А старики, что – косари? Ты же их знаешь, – стал заводиться председатель. – Иван Петрович был зоотехником, Селиверст Васильевич – учителем. Скажи, Николай, а для твоей коровы кто траву косит? Сосед? Не придуряйся, что косу в руках не держал. Я, конечно, виноват, что не сдержался. За мат при корреспонденте прошу прощения.
– Я никогда не обижался, Демьян Степанович, когда вы меня раньше ругали – по справедливости было. Но на этот раз обидно стало, честное слово. Вы же матерные слова с моей фамилией в эфир пустили. Ославили, так сказать.
В председательский кабинет пригласили колхозного радиста. Тот долго объяснял Николаю принцип работы диспетчерской связи: действие её, мол, не превышают и двадцати километров, а сигналы на обычный приёмник не ловятся. И что фамилию Николая не могли услышать ни в Америке, ни во Франции, ни даже в соседней станице.
– Узнать о вас, если хотите, могут во всём нашем районе, если я опишу этот случай, – вклинился я в разговор.
– Ни в коем случае, товарищ корреспондент, – взмолился Николай. – Иначе я перестану выписывать вашу газету, которую, честно скажу, люблю и читаю.
Я пообещал этого не делать, и мы пожали друг другу руки. Так я сохранил для газеты верного читателя.
Владислав Зинченко. Рисунок Федора Алексеенко.