Анатолий Дмитриевич ЗОЗУЛЯ
Детство А.Д. Зозуля пришлось на период оккупации Павловской немцами. Он не только дитя войны, но и инвалид войны – во время бомбежки райцентра вражеской авиацией получил контузию, последствия которой сказываются по сей день. Однако врачи факт причинения вреда здоровью во время боевых действий признавать не спешат.
– Анатолий Дмитриевич, вы хорошо помните события военных лет? Что врезалось в память сильнее всего?
– Запомнились именно начало и конец войны. Вернее, то время, когда война пришла в Павловскую и когда оккупанты покинули ее. Одно дело слышать по радио сводку советского информбюро о том, что где-то идут бои и совсем другое – увидеть внезапно налетевший немецкий самолет, который сбросил одиночную бомбу на наш квартал. Хорошо, что она была небольшой, взрывом лишь снесло часть крыши у соседа. Но именно в тот момент пришло ясное осознание – война уже рядом.
– А как вы получили травму, о которой говорили, и почему врачи не считают вас инвалидом войны?
– Бомбежка была не одна, нам пришлось выкопать во дворе г-образный окоп глубиной около полутора метров, чтобы прятаться от взрывов. Там-то меня и тряхнуло. В тот раз бомба была большая и упала примерно в 15 метрах от места, где я прятался. Получил контузию и сильный нервный стресс. Медицинскую помощь мне оказали после ухода немцев из Павловской. Помог фельдшер, звали его, насколько помню, Михаил Иванович Комарной, он тогда был один на всю станицу. В результате лечения мне стало лучше, но нервная система оказалась пораженной очень сильно, и болезнь продолжала наступать. В 1954 году стали плохо действовать руки, в 60-м начали атрофироваться стопы ног.
А врачам невозможно доказать, что все это следствие контузии из-за бомбежки. Если бы мне руку или ногу оторвало – тогда, может быть, и поверили бы. Я даже в суд подавал один раз, но потом бросил это неблагодарное дело.
Но все равно работал, общий трудовой стаж – 35 лет, в основном в коммунхозе, долгое время был заведующим гостиницы в Павловской.
– Что вы помните об оккупации?
– Не знаю точно, как было в других населенных пунктах района, но Павловскую немцы заняли без боя. Их ждали со стороны Краснодара, поэтому линию обороны создавали с южной стороны станицы – рыли окопы и противотанковые рвы. Но немцы пришли с другой стороны, и советские войска отступили, оставив заведомо проигрышные позиции. Однако нет худа без добра – в результате станица пострадала гораздо меньше.
Особых зверств со стороны немцев по отношению к мирному населению не помню. Хотя люди шептались, что кого-то забрали и расстреляли. Комендатура у немцев была по улице Горького, сейчас в этом здании находится магазин мясокомбината.
– Как жилось вам и другим детям в то время?
– Мне было тогда 8 лет, в нашей компании были ребята от моего возраста до 15 лет. В основном проводили время, стараясь добыть какое-нибудь пропитание, а также дрова и уголь для печки. Разжиться всем этим зачастую удавалось на железнодорожной станции Сосыка-Ейская, поскольку там постоянно разгружались вагоны. Однако относительно легальным поиском продуктов и топлива дело не ограничивалось. Дети есть дети, поэтому всегда находились заводилы, подталкивавшие всю компанию на очень рискованные поступки, за которые могло последовать очень суровое наказание.
Приблизительно на том месте, где сейчас располагается союз охотников, за забором хранилось большое количество новеньких вагонеток с добротными дубовыми кузовами. Так мы незаметно для немцев поснимали все деревянные части и пустили их на дрова.
Там же, возле союза охотников, вечером натащили взрывчатки в пустующее здание (ручные гранаты и артиллерийские снаряды найти в то время было несложно) и подожгли всю эту кучу, а затем отбежали на безопасное расстояние и стали смотреть, что же будет. Через время боеприпасы начали взрываться, сбежались немцы, поднялся большой переполох. Мы, конечно, разбежались по домам, потому что за такие проделки могли и расстрелять.
– А правда, что немцы забирали у местных жителей домашних животных?
– Помню такую историю. Дня через два-три после того, как они вошли в станицу и распределились по домам для проживания, пришли к моей матери и говорят: «У тебя есть большая свинья, мы её заберем, но взамен дадим маленькую свинью и двести марок». Причём в сарай не ходили, не проверяли, видать, про наше хозяйство рассказал кто-то из соседей.
Мать не хотела соглашаться, но ей сказали: «Мы можем и не брать, но скоро придут итальянцы или румыны и заберут всё бесплатно». Пришлось принять это предложение, зато немцы свое обещание сдержали – дали поросёнка и двести марок, а потом ещё принесли от нашей свиньи голову, ноги и хвост.
А затем действительно пришли румыны, которые забирали всё, не спрашивая. Просто заходили во двор и гонялись за курами, утками и гусями, а также тащили из сараев и подвалов молоко и яйца.
– В парке напротив второй школы действительно было немецкое кладбище?
– Я читал статью в «Единстве», в которой кто-то из читателей утверждал, что в школе был госпиталь, а в парке кладбище. Госпиталь действительно был, а на территории нынешнего парка было похоронено всего лишь три человека. Хорошо помню три деревянных креста примерно посередине квартала по улице Юных ленинцев. Если бы они сохранились до сих пор, то сейчас бы находились через дорогу от СП «Мир». Но это единичные захоронения, а не кладбище.
И во второй школе никто из раненых немцев не горел, потому что советским войскам Павловская тоже досталась без боя. Оккупанты по каким-то своим соображениям решили не удерживать станицу и к приходу наших солдат своевременно отступили, эвакуировав раненых. Помню, как местные жители, быстро сориентировавшись, таскали из пустого здания второй школы брошенные немцами матрасы и одеяла.
Потом пришли наши войска. Наступила тяжелая пора налаживания мирной жизни. А дети и подростки еще долго подрывались на минах по неосмотрительности или из любопытства. Память человека устроена так, что старается вычеркнуть плохие воспоминания и оставить хорошие. Но все же я помню достаточно, чтобы пожелать молодому поколению никогда не испытать тех горестей войны, через которые пришлось пройти нам.
Ю. Бойцов.