Он из восточной Украины. 55 лет. Заработал в шахте силикоз (заболевание легких) и ушёл на пенсию. Занимался домашним хозяйством у себя дома – в пос. Ленина Лутугинского района Луганской области. Дальше – известные всем трагические события. О них Виталий Андреевич Гриценко рассказал, сидя на скамейке во дворе нашей районной больницы.
В неё он попал, став беженцем, чтобы немного поправить здоровье. Главное для него сейчас – кисть правой руки. Пулевое ранение. А ведь он еще и водитель. Эта профессия могла бы принести в обездоленную семью средства к существованию здесь, в России, но нужна операция. В Краснодаре в краевой больнице ему сказали, что она стоит от 30 до 40 тысяч. А у него нет ни рубля. Как и (по понятной причине) российской медстраховки. Что делать, не знает.
Жена работала лаборанткой и оператором котельной. Двое взрослых детей жили отдельно. Но сегодня вся украинская семья – на Кубани.
– Началось всё с киевского Майдана, – рассказывает Виталий Андреевич. – Когда в столице поменялась власть, у нас на востоке большинство выступало за Таможенный союз с Россией против вхождения в Евросоюз. Потом захотели принять закон о главенстве украинского языка. Это вызвало широкое возмущение русскоязычных. В Луганске начались митинги – такие, как «Русская весна» 1 апреля. Мы все ездили на них. Дальше – референдум. Голосовали за определённую самостоятельность, о полном отделении речь не шла. Хотели, чтобы деньги оставались на месте, а не уходили в Киев…
Затем наиболее активные и решительные луганчане стали захватывать административные здания – СБУ, прокуратуры, обладминистрации. В городе начали строить баррикады. Виталий, став ополченцем, не отставал от остальных. Самое первое, что пришлось держать в руках, – «коктейль Молотова». Потом привезли оружие – новые автоматы Калашникова, карабины и боеприпасы. В начале мая он ушёл в казачество. Хотя такого рода корней у него нет. Руководил отрядом есаул Вадим Шишков.
Стал дежурить на блокпостах – на окраинах Луганска. Один раз его группе удалось подбить украинский транспортный самолёт. Он с трудом дотянул до аэропорта. На территории взлетного поля стояли вышки. На них – наводчики‑бандеровцы и наёмники с Запада. Ополченцы обстреливали их с расстояния до 100 метров – из Калашникова и гранатомёта «Муха». Задача – подавить наблюдательные пункты, не дать врагу уйти.
10 июня – этот день он запомнит на всю жизнь – находился на блокпосту. Атаман приказал ехать в село Дьяково Антрацитовского района. Там они – около 30 человек – должны были встретить караван с оружием и боеприпасами. Выдали две «Иглы». Это – переносной зенитный ракетный комплекс. Двинулись на шести легковушках и микроавтобусе. Было 7 или 8 часов вечера. Высадились в чистом поле. Неожиданно из лесополосы выехал украинский БТР и начал их обстреливать. Никто не был готов к такому обороту. Позже выяснилось, что это проводник за деньги завел их в засаду.
Виталий вместе с остальными, отстреливаясь, полз по земле. Они отступали. Тут‑то его и ранило в кисть правой руки. Брат жены помог забинтовать руку (всё это – под обстрелом). Добрался до медика. Тот сделал обезболивающую инъекцию. Дополз кое-как до микроавтобуса. Начали гореть их подбитые легковые машины. Ему удалось запрыгнуть в автобус. Четверо из него погибли, двое пропали без вести (об этом стало известно позже). Всемером на колесах стали уходить от преследования. Сделать это помогли люди, которые отстреливались у посадки.
– Когда ехали, украинские гвардейцы продолжали по нам стрелять, – вспоминает ополченец. – В лобовом стекле образовались две пробоины, микроавтобус затормозил и остановился. Дверцы впереди открылись, и водитель и один из наших ребят, видимо, испугавшись, выскочили наружу. Врач дал мне пистолет, а сам через сиденья стал пробираться к троим раненым. В это время его самого прошило пулей по спине. Минут через пять после того, как автобус остановился, появились три вертолёта. Стали обстреливать нас, но потом, изрикошетив крышу, полетели дальше, к посадке, где остались наши ребята. Бежать нам было некуда – кругом поле. До ночи оставались в автобусе. Потом подъехали украинские гвардейцы. Мы притворились убитыми. Я лежал между сиденьями…
В тот момент он всем нутром ощутил, что жизнь висит на волоске. Но враги, посмотрев на недвижимые тела, ушли. Из семерых в живых остались четверо. Врач к тому времени уже скончался.
Мог, конечно, уйти ночью, но как оставить раненых товарищей? Через сутки подъехал вражеский бронетранспортер. Живых взяли в плен, а мёртвых подорвали в микроавтобусе. Он сгорел. В неволе он вместе с тремя другими ополченцами пробыл девять дней. Испытал за это время среди прочих «прелестей» войны, что такое быть расстреливаемым. Их раздели и в одних трусах поставили возле забора. Люди с автоматами, передёрнув затворы, навели на них стволы. Он уже простился с жизнью, но выстрелы прогремели над головами. Потом завели в помещение, думал – будут вешать, но их в очередной раз избили, лишился нескольких зубов. Рана от удара прикладом по носу ещё не зажила.
Их обменяли на шестерых украинских гвардейцев. Считает, что избавление от смерти и плена пришло только благодаря тому, что среди них, четырёх пленных, был атаман Вадим Шишков. Его более высокий начальник – атаман Козицкий – сделал всё возможное, чтобы обмен в Луганске состоялся.
И вот через шесть дней Виталий оказался в Харькове. Там ему прооперировали перебитую руку. Вскоре встретился с женой. Она ему рассказала: когда он находился в плену, её вызывали на опознание в морг, ведь никому ничего не было известно. Думали, что мертв. Узнать кого-то среди сожженных тел было невозможно. Потом раненых – его и тех, кто был с ним – отправили на лечение в Россию. Ехал на своей машине вместе с женой, дочерью, внуком и матерью. Ополченцы сопровождали до самого Изваринского пропускного пункта. Так он оказался на Кубани.
Остановились на Упорном – в пустом домике какого-то хуторянина. Он, однако, продает кому‑то эту хату, поэтому вопрос, о том, где им жить, остаётся открытым. Денег нет – приобретать жилье не на что. Да что там дом – даже хлеба не купишь. Помогают, чем могут, соседи.
Через три месяца (не раньше, такой закон) оформят статус беженцев. Возможно, будет какая‑то помощь. А пока – полная неопределённость. Дочь Виталия – соцработница. Сын сейчас в Краснодаре. Он, как и отец, шахтёр. Горный мастер. Его семью (дочке – 7 месяцев) временно поселили в гостинице.
Глава района А.В. Мельников обещал ополченцу подыскать в Павловской какое‑нибудь жилье. Он очень надеется. Но ведь всё равно нужны деньги. Скоро – осенние холода. Если кто-то надумает чем-то помочь В.А. Гриценко и его семье, в редакции есть телефон.
Возвращаться на Украину не хочет. В России же его ждут новые испытания, но они хотя бы не смертельные…
А. Кузнецов.