Уходят поколения. Участников Великой Отечественной войны остается все меньше. Тем ценнее их рассказы о пережитом. И как дополнения – истории от тех, кто внес свою лепту на трудовом фронте, и кто, как мог, приближал день великой победы.
Яркие картинки военной поры навсегда врезались и в память тех, чье детство красной линией пересекла война. Что видели и чувствовали в роковые сороковые мальчишки и девчонки – в рассказах наших земляков.
Иван Степанович Сиваторов, родился в Новопластуновской в 1930-м году. Здесь же вырос, учился, пережил оккупацию.
Как горько!
– 22 июня 1941-го мы с мамой были в гостях в Атаманской. В полдень по радио объявили о начале войны. В центре станицы, там, где сейчас стоит памятник Д. Жлобе, наскоро из досок была сбита трибуна. В 16 часов при большом стечении людей начался митинг. Продлился он до самой темноты – все были так взволнованы, что не хотели расходиться.
Мы знали, что отец будет призван в числе первых, поэтому чуть свет пешком отправились домой, в Новопластуновскую. Едва не разминулись. Помогли собрать кой-какие пожитки. Сели на дорожку. Прощаясь, взрослые пригубили водку, дали глотнуть и нам, детям, даже самым маленьким. Тот горький вкус, сдобренный страхом неизвестности и большой беды, пришедшей в дом, всегда ощущаю, когда вспоминаю о войне.
Жора, Ваня, Петя, Коля, Вера
Нам повезло, отец вернулся с фронта, израненный, дважды горевший в танке, вышедший из окружения. В 1944-м, после контузии, на передовую его уже не направили, а командировали на завод ремонтировать танки.
Вернувшись после победы, он нам рассказал, как перед каждым боевым заданием, уединяясь, поименно вспоминал каждого из пятерых своих детей. Это давало силы. Так что в бой он шел «За Родину!», «За Сталина!» и за нас – четверых сыновей Жору, Ваню, Петю, Колю и за дочь Веру…
Пес Каштан
Щемящее чувство накрыло, когда немцы вошли в станицу. Это был полдень, если не ошибаюсь, 2 августа 1942-го. Колонна мотоциклистов и машин медленно двигалась по главной улице. Затем остановилась. Технику фашисты спрятали от палящего солнца в тени деревьев, а сами направились искать жилье для постоя.
К нам во двор вошел офицер. Любимец семьи большой черный пес Каштан сорвался с привязи и кинулся к незваному гостю. Лапами уперся в грудь и громко залаял. Его тут же застрелили.
Акция устрашения
Оккупанты никого не жалели. Откуда-то у них появились списки коммунистов, проживавших в станице. Людей везли в комендатуру, пытали. Доставалось и женщинам, чьи мужья были на фронте, особенно женам офицеров.
Мы, мальчишки, вредили, как могли – прокалывали шины на автомобилях, а однажды из камышовых зарослей возле моста через реку кто-то обстрелял полицаев. На другой день началась облава. По улице шел отряд автоматчиков, а немецкие собаки готовы были всех разорвать, поводыри едва удерживали их на поводках-цепях. Все жители спрятались. Карательный отряд прочесал окрестности, осмотрел место происшествия, но никого и ничего не нашел.
Разбитый замок
Большой амбарный замок висел на дверях станичного магазина. Неизвестно кто его сорвал, но оставшийся без присмотра товар стал быстро «расходиться» по новым хозяевам. Старший брат Жора принес домой несколько блестящих никелированных ручек для мебели. И не нужны были, но не удержался, вместе с ребятами он взял и себе сувенир (не оставлять же его врагу).
Немецкий офицер увидел эти блестящие предметы в нашем доме, стал узнавать откуда они (уж больно чужеродно выглядели на фоне скромного убранства). А когда догадался – за проступок сына избил маму. Брат спрятался, меня заставили показать, где находится магазин… Было обидно и страшно.
Патроны в костре
Квартировалась в станице группа румынских кавалеристов. О наступлении советских войск мы узнали по тому, как спешно они засобирались в дорогу. Эти прислужники вермахта не успевали вывезти обмундирование и снаряжение, и в костре около колхозного хоздвора жгли седла, палатки и другие вещи. А чтобы никто не пытался их вытащить, немецкий солдат бросил в костер два ящика с патронами. Те через некоторое время начали взрываться, все зрители действа спешно разбежались по домам.
Наши пришли!
Когда глубокой ночью с 31 января на 1 февраля в окно нашего дома постучали – все проснулись. Мама зажгла лампадку, приоткрыла окно. Послышалась русская речь, а говоривший был еще и в шапке с красной звездой. Это пришли освободители. Часть бойцов расположилась прямо на полу, присыпанном соломой. Ночью, пока они отдыхали, женщины приготовили еду, постирали вещи.
Наступление продолжилось дальше, а в Новопластуновской задержали двух дезертиров – молодых парей. Их судили, приговорили к расстрелу. И тут же, по законам военного времени, привели приговор в исполнение. Такие суровые были времена.
Ну а у нас, рано повзрослевших девчат и хлопцев, начался свой фронт – трудовой.
* * *
Александр Григорьевич Левенец, павловчанин:
«Где твой папа, малчик?»
– Я в силу возраста, мало что помню (поскольку родился накануне войны), но один случай того времени запомнил. Подробности потом не раз рассказывали родные.
Накануне войны мой отец Григорий Федорович проходил срочную службу. Вернулся, женился, родился первый сын – мой старший брат Виктор. Отца вновь призвали – на финскую войну. Вернулся, родился я.
В 1941-м Г.Ф. Левенец ушел на Великую Отечественную. Уже на долгие четыре года. А мы с мамой, бабушкой и двоюродной сестрой остались в Павловской. Жили в доме около пешеходного моста через Сосыку. Несколько раз, когда самолеты сбрасывали бомбы на автомобильный мост и кладку, пережидали бомбежку в яме-окопе, вырытой около дома.
Во время оккупации я едва не погиб от пули фашиста. Один из солдат вермахта по привычке, пришел поживиться едой (забирали у мирных жителей тогда всё, что могли найти съестного). Неожиданно на ломаном русском немец спросил меня: «Где твой папа, малчик?» Я гордо отрапортовал: «Гитлера бьет!». Солдат вскинул автомат и дал очередь над моей головой. Я сильно испугался, заплакал. С криками набросились на немца мама и бабушка.
Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы на шум не вышел офицер, квартировавший в соседнем доме. Он что-то сказал солдату, после чего тот нехотя опустил оружие. До разбирательств дело не дошло. Нас оставили тогда в покое.
Во время оккупации на чердаке дома мы некоторое время прятали нашу соседку, молодую девушку, чтобы ее не угнали в Германию или не забрали в комендатуру. Хорошо, что хозяйничали в станице непрошеные гости всего лишь несколько месяцев…
Подборку подготовила
В. Максимова.