Стояло жаркое, сухое лето 1942 года. Мне шесть. Мы, дети, еще тогда не понимали, что такое война, хотя у нас в семье уже жили беженцы. Наш дом находился на улице Калинина, там, где она пересекается с улицей Крупской (сейчас здесь мостик через ручей).
Однажды мы с мальчишкой-ровесником (из семьи беженцев) гуляли возле этого мостика, собирали голыши. И вдруг со стороны улицы Рабочей раздался гул и грохот, это ехали немцы на мотоциклах и легковых машинах. Мы не испугались, было просто любопытно. Балуясь, начали бросать в колонну камни. И я попала прямо в легковую машину. Она выехала из ряда и остановилась. Из кабины вышел шофер и направился к нам. Вот тут мы испугались! Мальчишка сообразил и сразу прыгнул под мостик, я же побежала домой, кричала от страха на всю улицу, фашист направился за мной с пистолетом в руке. Мой отчаянный вопль и плач услышали мама и бабушка. Они, тоже крича, бросились навстречу. В этот момент немец поймал меня за руку, начал что-то орать, угрожал оружием, мама и бабушка начали умолять отпустить меня. Страшно подумать, чем могла бы закончиться эта сцена, но тут из машины выглянул офицер – и немец отпустил мою руку, еще раз наклонившись надо мной и тряся пистолетом. С тех пор меня на улицу не выпускали, пока не пришли наши.
Прошло много лет, но я пережила тогда такой ужас, что, кажется, до сих пор помню рыжую щетину на лице и рыжую руку.
…Однажды днем налетели немецкие самолеты, мы их уже научились определять по звуку. Сразу же бросились в небольшой окопчик, который заранее за домом выкопали и накрыли, получилось такое укрытие. Туда снесли и кое-какие вещи. Мне досталось место у самого входа. Так мы пережидали бомбежку. И вдруг прямо мимо нашего дома пролетела бомба! Я ее видела! Она была похожа на длинный черный чурбан. Не успели мы опомниться, как раздался страшный взрыв, грохот, в доме от взрывной волны снесло частично чердак, а из окна вылетели стекла. Когда всё стихло, вылезли из окопа: кругом валялись щепки и осколки. Улица Калинина тогда была с одной стороны пологой, а другая представляла собой большой бугор с огородами. Так вот бомба врезалась в бугор и, можно сказать, снесла его: образовалась огромная воронка. Да, – теперь думаю я, – если бы снаряд попал в наш домишко, от него и, возможно, от нас не осталось бы и следа. Так мы были спасены еще раз.
В доме у нас одно время жили два немца. Это было зимой 1942 года. Мама, я и сестра Юля, которой тогда было три года, сидели на тёплой лежанке. Немцы собрались обедать. Они порезали булку белого хлеба, достали сливочное масло и мед в банке. Болтали и смеялись. Мы с сестрой уставились на стол. Поскольку я была старше и страха от немцев уже натерпелась, то тихо, как мышь, сидела на печке, а сестра слезла и подошла к столу. Солдат помазал очередной кусок хлеба маслом и медом, сел на корточки перед Юлечкой и протянул ей. Та только хотела взять его в руки, как немец тут же сам откусил от этого куска. И так несколько раз, он сам умял весь бутерброд и не дал ни крошки!
Юля начала плакать, но мама, боясь, что немцы рассердятся, тихо успокаивала её. Это был, конечно, бесчеловечный поступок – ведь перед ними был голодный ребенок.
…Отступая, немцы зашли к нам и начали вытаскивать железную кровать. Мама с бабушкой бросились защищать свое добро, но один из солдат оттолкнул бабушку и она упала. Пока мы её поднимали, фашисты всё-таки кровать утащили. Бабушка, наверное, у нас храбрая была: она все-таки проследила, куда немцы отвезли наше богатство, и когда те ушли из станицы, мы свою кровать забрали.
Помню, дома был настоящий праздник после прихода наших солдат. Я проснулась ночью от шума и громкого смеха. Солдаты принесли продукты и попросили приготовить обед. Было много хлеба, мяса и сахара. Помню, сидела на коленях у одного военного и жадно ела мясо, так, что даже зуб выпал. Солдаты смеялись, а мама и бабушка плакали от радости. Это было 31 января 1943 года, мне в этот день исполнилось семь…Так это было…
В школу пошла в 1944 году, еще шла война. Учились в старом кирпичном здании (на этом месте сейчас Дворец культуры). Старые, ободранные парты. Ни учебников, ни тетрадей, ни ручек. Как-то наша учительница Варвара Емельяновна Матвиенко где-то получила партию тетрадей и раздала нам всем по одной. Это была радость! До этого писала на обрывках бумаг, газет. Первые цветные карандаши появились, когда я была уже в 3-м классе.
Сейчас мне 84 года. Станица Павловская – моя малая дорогая родина. Отец В.А. Диброва прошел войну, потом работал агрономом в колхозе «Комсомолец», был председателем колхоза «За мир и труд». Получил звание Героя Социалистического Труда. Мама Е.У. Диброва была в основном домохозяйкой.
В родной Павловской я окончила СШ № 2. Здесь же учились мои дети Володя и Лена, одна из внуков Галя. Я работала учителем литературы и русского языка. Отличник народного просвещения. Стаж – 45 лет.
Не везде в мире сейчас благополучно: идут войны, гибнут люди, в том числе дети. И так хочется крикнуть тем, кто это затевает: «Остановитесь! Где ваше благоразумие?». Ведь перефразируя слова поэта Р. Рождественского, у нас «огромное небо – одно на всех!»
М. Павлюк.
Ст. Павловская.