Кое-что о парижских клошарах и казанских (и не только) бомжах
«Здоровый нищий счастливее больного короля», – заметил как-то Артур Шопенгауэр. С этим можно было бы целиком согласиться, если бы не одно обстоятельство: в жизни больные короли встречаются так же редко, как здоровые нищие.
Лет десять назад, прогуливаясь по бульвару Poissonniere в самом центре Парижа, пообщался с двумя клошарами. Таковыми здесь никого не удивишь. Они ночуют прямо на уличных тротуарах. Прохожие их не замечают, а они – прохожих. Какая-то особая гордость парижских нищих не позволяет им клянчить деньги. Молча сидят и ждут – как эти прибалты, литовец и латыш, которых вы видите на снимке.
Вот их нехитрая история. Проработав три года в Лондоне отделочниками, перебрались во французскую столицу, на материк. Хотели «как лучше, чуть-чуть поближе к дому». Но здесь у них моментально умыкнули деньги и документы (карманники – бич Парижа, их полно даже в Лувре!). Устроиться на самую низкооплачиваемую работу без знания французского невозможно. К моменту описываемого разговора уже полгода просидели на бульваре, терпеливо копя деньги на новые паспорта и билеты в Прибалтику. Насобирали евро по 60-70. Этого было явно мало. Парижане, как могли, помогали им – бутербродами, талонами на обеды, мелкими деньгами и сигаретами. Самое печальное заключалось в том, что поддержать этих ребят больше было некому. На родине никого не осталось, а чиновники посольств к их бедственному положению проявляли полнейшее безразличие. Так что же – нет в Париже приютов? Есть, конечно. И однажды по предложению ажанов (полицейских) они отправились в одну из таких ночлежек. Потом сильно пожалели. Там в неимоверной тесноте – люди, дошедшие до куда более критической, чем они сами, черты, с такими болезнями, против которых медицина бессильна. Сбежали от той «проказы» на следующий же день, предпочтя обретаться под открытым небом и не терять оптимизма. Дал тогда беднягам немного денег, чему они несказанно обрадовались.
Вот уж точно – от тюрьмы и сумы не зарекайся.
Вспомнил об этом парижском эпизоде совершенно случайно – после того, как невольно обратил внимание на двоих ребят (а затем – и поговорил), расположившихся на бетонной плите в нескольких шагах от входа в «семейный» «Магнит» на Гладкова в райцентре. Их внешний вид явно выбивался из стереотипа «средний павловский покупатель».
У старшего Николая отскочившая подошва на видавших виды штиблетах держалась на каком-то очень уж честном слове, старые пыльные кеды Ростислава выглядели чуть предпочтительнее.
Парни явно давненько не посещали баню – запах немытых тел сквозь грязную одежду не сдержали бы, наверное, никакие самые сильные дезодоранты.
Тот, что слева на снимке, бомжует, по его словам, уже лет восемь, другой – года на три меньше. У Коли, он родом из Архангельский области, нет родственников, и его ничто не связывает с домом. У Рости в Казани остались отец и бабушка. Пытались, как могли, отучить сына и внука от дурной привычки скитаться по городам и весям, но что из их совместных усилий вышло, мы хорошо видим.
Ростислав, более открытый, чем Николай, признался: ему нравится «не зависеть ни от кого и ни от чего». Тем более – теперь, когда он «всё про себя знает наперед»: несколько лет назад подсел на «нехорошие вещества» (его выражение), и закончилось влечение тем, чем и должно было – «двумя очень серьезными болезнями, одна из которых неизлечима». Парень явно намекал на СПИД.
Моя реплика о врачах и поддерживающей терапии не вызвала у скитальца ничего, кроме кривой усмешки. Давно, судя по всему, махнул рукой на свое здоровье.
– Хочу прожить отпущенное мне время так.., – Ростислав на секунду призадумался…
– …чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, – заключил полушутя-полусерьезно за попутчика Коля.
Цитата из романа «Как закалялась сталь» подвигла на вопрос о литературных предпочтениях бомжа из Татарстана. Попросил его назвать три самых любимых автора. Раздумывал недолго: Дж. Толкин, А. Беляев и С. Лукьяненко. Такой перечень – вполне в духе тех, кто существует в параллельной реальности, предпочитая вымышленное, неправдоподобное и несбыточное материальному, предметному и вещественному.
Не стал лезть парням в душу в надежде «докопаться до самой сути», дойти до глубин решения «стать свободными от всего и вся». Наверное, у каждого они свои. Совершенно очевидно другое: в какой-то момент их реальной, непридуманной, жизни от них отвернулись те, кто не должен был этого делать. Непосредственное окружение человека и общество в целом не очень-то склонны ломать голову над тем, что скрыто за внешней оболочкой любого индивидуума: его душа и внутренний мир, нередко хрупкий и всегда неповторимый. Очень уж это тонкие, эфемерные субстанции. Хотя наверняка были куда более различимые признаки – отчуждения, разочарования, потерянности и т.д.
И вот – горький итог.
Неведомо точно никому, сколько таких же социальных аутсайдеров бродят сегодня по бескрайним просторам нашего Отечества. Некоторые называют цифру в несколько миллионов. Предложений относительно того, как помочь бездомным людям, как уменьшить армию бичей и бродяг, как социально их адаптировать и реабилитировать, уйма, но все эти меры, как кто-то точно заметил, – лишь попытка ликвидировать последствия того, что уже случилось. Они разбиваются о реальность как волны о скалу.
Зреть в корень, заняться первопричинами, выталкивающими миллионы на улицу, никто не торопится. Ни у нас, в обществе победившего не так уж и давно капитализма, ни, если судить по парижскому примеру, в Европе, где у этого самого «изма» куда более длинная история.
Что касается Николая и Ростислава, то предыдущим пунктом их временного пребывания был Новороссийск. На каких-то попутках добрались до Краснодара. Дальше, до Павловской, – пешком. Цель – Москва. К 50-тысячной армии столичных горемык добавятся еще двое, таких же неприкаянных, живущих одним лишь днем. «Здоровым королям» нет до них, «нищих и больных», ни малейшего дела.
О каком «счастье» рассуждал великий немецкий философ?!
Е. Николаев.